В марте 1917 года Временное правительство назначило начальником Главного тюремного управления профессора
Александра Жижиленко, который выражал надежду на перевоспитание "человека,
имевшего несчастье впасть в преступление в силу особенностей своего характера или
неблагоприятно складывающихся обстоятельств, и что для надлежащего осуществления этой задачи прежде
всего необходимо проявлять гуманность к заключенным".
Менее чем через год, в ноябре
"Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города"В.И. Ленин. Телеграмма Пензенскому губисполкому от 9 августа 1918 года
"Террор вытекает из природы революции, цель (социализм) при известных условиях его оправдывает. Кто отказывается принципиально от терроризма, т.е. от мер подавления и устрашения по отношению к ожесточенной и вооруженной контрреволюции, тот должен отказаться от революционной диктатуры...
и ставит крест на социализме"Л.Д. Троцкий. "Терроризм и коммунизм", 1920 год
"Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи"Н.И. Бухарин. "Экономика переходного периода". 1920 год
В современном массовом сознании репрессии в первую очередь ассоциируются с деятельностью Сталина и его окружения, а советские лагеря часто называют "сталинскими". Но надо понимать, что начало было положено еще в 1918 году с подачи председателя Совнаркома Владимира Ленина, который не просто оправдывал террор, но и считал его единственно возможным путем к диктатуре пролетариата: "Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами".
Мысль Ленина находила непосредственное воплощение в делах Феликса Дзержинского по прозванию Железный Феликс и его соратников из Всероссийской чрезвычайной комиссии, иначе говоря, ВЧК.
"Он (Дзержинский — прим. ТАСС) хотел, чтобы его боялись, даже от страха ненавидели... Он считал, что такой страх приносит большую пользу как в самом составе ВЧК, так еще больше вне ее — в стране. Страх, по его мнению, играет роль предохранителя от свершения всяческих проступков и преступлений"Н.В. Валентинов (Вольский), экономист, сотрудник Высшего совета народного хозяйства
Согласно задумке, изначальные функции ЧК сводились к охране главного штаба революции
в Петрограде, но Дзержинский быстро
убедил Ленина расширить полномочия организации. В декабре 1917 года Всероссийская чрезвычайная комиссия
занялась борьбой
с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией уже в государственном масштабе. Круг задач
организованной комиссии был
сформулирован достаточно расплывчато и постоянно расширялся. Поочередно открывались Транспортный отдел,
Экономический,
Иностранный, Секретно-политический, Особый. Курировал Особый отдел член ЦК РКП(б) Иосиф Сталин.
С февраля 1918 года
комиссия была наделена внесудебными полномочиями. В марте начался процесс создания губернских
и уездных ЧК, и за
считаные месяцы в стране образовалось 40 губернских и 365 уездных чрезвычайных
комиссий.
Строго секретный приказ ВЧК от 2 сентября 1918 года предписывал: "Арестовать, как заложников, крупных представителей
буржуазии, помещиков, фабрикантов, торговцев, контрреволюционных попов, всех враждебных советской власти
офицеров и
заключить всю эту публику в концентрационные лагеря, установив самый надежный караул, заставляя
этих господ под конвоем
работать". Взятие заложников — карательный метод, доселе в России
не применявшийся. Как говорил ближайший соратник
Дзержинского Мартын Лацис, "заложники — капитал для обмена". Среди них
часто были люди известные и уважаемые — они
подлежали массовому расстрелу в случае любых антисоветских мятежей и волнений.
И хотя деятельность ВЧК регламентировалась не столько правительственными актами, сколько
собственными секретными директивами, уже 5 сентября 1918 года вышел официальный декрет
"О красном терроре", в котором провозглашалось, "что необходимо
обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования
их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные
к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам".
Аресты, пытки, ссылки, лагеря, расстрелы — основной чекистский инструментарий сложился уже
в первые годы большевистской
власти.
Первые массовые расстрелы заложников произошли в ответ на убийство председателя Петроградской
ЧК Моисея Урицкого и
покушение на Владимира Ленина 30 августа 1918 года. В одной только Москве расстреляли
сотни человек, а в Петрограде
число убитых достигло 800, по данным, которые приводил преемник Урицкого и будущий "куратор"
Соловецкого лагеря Глеб Бокий.
Таким образом, большевики, начав с отмены смертной казни, довольно быстро ее восстановили —
без суда и разбирательства. ВЧК — "это орган боевой, действующий
по внутреннему фронту гражданской войны. Он врага не судит, а разит. Не милует,
а испепеляет всякого, кто по ту сторону баррикад". А по ту сторону
баррикад оказаться было достаточно легко. Специфика карательной системы нового типа, которую придумал
Дзержинский, заключалась в том, что она наказывает не за то, что люди сделали,
а за то, кем они являются.
"Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора"М.И. Лацис. Журнал ЧК "Красный террор", 1 ноября 1918 года
"Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань, тов. Каменщиков, распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты, спекулянты, кроме тех, которые будут расстреливаться на месте преступления или приговариваться Военно-революционным трибуналом к другим карам"Л.Д. Троцкий. Приказ наркома по военным делам от 8 августа 1918 года
Первые лагеря обычно основывались в городских пределах. Еще в марте 1918 года после подписания
Брест-Литовского мирного договора бывшие лагеря для военнопленных были перепрофилированы в концентрационные
лагеря ВЧК, в которых стали
содержаться политические противники советской власти, участники и сторонники Белого движения, а также
иностранные военнопленные.
15 апреля 1919 года в "Известиях ВЦИК" было опубликовано постановление
"О лагерях принудительных работ, принятое
Президиумом ВЦИК 11 апреля, согласно которому при губернских исполкомах образовывались лагеря, рассчитанные
не менее чем на 300 человек. А 17 мая была опубликована Инструкция
о лагерях принудительных работ.
Эти документы положили начало правовому регулированию деятельности лагерей. Новая формулировка придала понятию
"концентрационный лагерь", то есть просто "место концентрированного содержания", дополнительный
карательно-воспитательный оттенок.
Организационные работы по созданию системы концлагерей были поручены члену коллегии ВЧК Михаилу Кедрову.
Губернским ЧК рекомендовалось устраивать лагеря "как в черте города, так
и в находящихся вблизи него поместьях, монастырях, усадьбах и т.д.".
Записка о количестве заключенных от 27 сентября 1919
В одной только Москве в период с 1919 по 1922 год существовало 53 места заключения, из них 12 лагерей. Не по всем есть статистика, потому что некоторые образовывались стихийно ради какой-то конкретной работы. В тот период концлагеря еще не рассматривались советской властью как долговременные учреждения, поэтому и средств на их обустройство выделялось минимум. Лагерями становились в первую очередь бывшие православные монастыри — их устройство отвечало требованию изолировать людей. Первым заключенных приняли Новоспасский, Иоанно-Предтеченский, затем Андроников.
Среди причин заключения в концлагерь были самые разные варианты: от очевидных "за контрреволюцию" или "за подозрение в контрреволюции" до специфических "за нелегальный проезд в общественном транспорте", "за варку браги" или "за праздношатательство". Срок заключения варьировался от нескольких месяцев до пожизненного.
Это разделение на типы мало влияло на характер и условия содержания заключенных и во многом
было формальным. Ни о каком налаженном производстве, например, речи не шло. Да, формально
в Ивановском лагере были пошивочные мастерские, а в Ордынском — автомастерские. Но судя
по отчетам, работали там единицы, остальные преимущественно "собирали" вшей
и болели сыпным тифом.
К концу Гражданской войны, осознав убыточность этого предприятия, лагеря стали закрывать один за другим.
В 1922 году они были ликвидированы или превращены в места заключения общего типа (тюрьмы, колонии,
арестные дома).
Часть заключенных — уголовников, воров, проституток — распустили. Политическим заключенным была уготована
иная участь — их уже летом 1923 года начали готовить ко встрече со СЛОНом.
Вседозволенность ВЧК устраивала далеко не всех в партийной верхушке. Но она устраивала лично
Ленина. Председатель
Совнаркома последовательно поддерживал и защищал от нападок комиссию Дзержинского. По его
мнению, ни Наркомат юстиции (НКЮ), ни Наркомат внутренних дел (НКВД)
не имели права подвергать сомнению решения чекистов. Чекисты, в свою очередь, обязывались просто
извещать эти ведомства
"об арестах, имеющих выдающееся политическое значение".
В начале 1922 года было принято решение о создании вместо ВЧК Государственного политического управления (ГПУ, после образования СССР в 1922 году — ОГПУ) при НКВД РСФСР.
Сути дела это особенно не меняло, поскольку у руля всех четырех перечисленных выше инстанций (ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД
РСФСР) в какой-то момент был один и тот же человек — Феликс Дзержинский.
В сферу влияния именно этих органов с самого начала входили лагеря. НКЮ как,
по идее, главный источник осуществления пенитенциарной политики в государстве
не имел к ним никакого доступа. То он требовал передать лагеря в свое ведомство,
то вообще предлагал упразднить. Наркомюст по старинке видел свою задачу
в перевоспитании преступников и был против превращения исправительных учреждений в доходные
заведения. Прения между НКЮ и НКВД + ГПУ длились весь год и окончились уверенной победой
последних. По мнению заместителя наркома внутренних дел Белобородова, "карательная" политика должна
была остаться в руках его ведомства, а НКЮ пусть занимается "уголовной" — вершит правосудие
и охраняет
законность.
В 1922 году Наркомюст действительно разработал первые советские кодексы. Ленин принимал в этом
активное участие,
регулярно отправляя наркому юстиции Курскому свои пожелания.
"Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого"В.И. Ленин. Письмо к наркому юстиции Д.И. Курскому, 17 мая 1922 года
За пропаганду, агитацию, участие или содействие организациям, способным оказать помощь мировой
буржуазии, Ленин предлагал применять высшую меру наказания "с заменой,
в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу". Эти
слова можно рассматривать как набросок будущей
"Наказание не имеет в виду воспитание преступника <...> Республика не может быть жалостлива к преступникам и не может на них тратить больших средств, — они должны покрывать своим трудом расходы на них, ими должны заселяться пустынные, бездорожные местности — на Печоре, в Обдорске (ныне Салехард — прим. ТАСС) и пр."Ф.Э. Дзержинский. Письмо в ЦКК РКП(б), 17 февраля 1924 года
Фактически в этих словах Дзержинский сформулировал концепцию будущих лагерей ГУЛАГа. Во-первых, звучит идея наказания трудом и попытка за счет этого труда сделать лагеря если не экономически выгодными, то хотя бы самоокупаемыми. Во-вторых, впервые формулируется задача заселять заключенными отдаленные территории.
"Мы делаем первую в мировой истории попытку организации труда в интересах самого трудящегося большинства. Это, однако, не исключает элемента принуждения во всех его видах, и самых мягких, и крайне жестоких"Л.Д. Троцкий. Доклад на IX съезде РКП(б), 1920 год
В феврале 1919 года Дзержинский, начальник одновременно и ВЧК, и НКВД РСФСР, теоретически обосновал необходимость использования труда заключенных.
"...И вот я предлагаю оставить эти концентрационные лагеря для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного принуждения или, если мы возьмем советские учреждения, то здесь должна быть применена мера такого наказания за недобросовестное отношение к делу, за нерадение, за опоздание и т.д. Этой мерой мы сможем подтянуть даже наших собственных работников. Таким образом, предлагается создать школу труда..."Ф.Э. Дзержинский. Стенограмма выступления на 8-м заседании ВЦИК, 17 февраля 1919 года
Во время Гражданской войны безработица исчезла полностью, так, в апреле 1919 года на 100 предложений труда приходилось 226 рабочих мест. Власти старались разными способами вовлечь граждан в экономику: была введена всеобщая трудовая повинность, проводились трудовые мобилизации рабочих, трудом стали наказывать в лагерях. Со временем у советского руководства появилась амбиция сделать лагерную систему самоокупаемой,
а лучше — прибыльной.
Но несмотря на старания чекистов и предписания декретов, лагерная система с самого начала была
убыточна для государства.
Лишь десятилетия спустя некоторым лагерям удалось покрыть расходы на собственное содержание.
Но о постоянном и хоть сколько-нибудь значительном вкладе первых лагерей принудительных работ
в советскую экономику начала
"Необходимо будет далее заняться действительно организацией принудительного труда (каторжных работ) — лагеря с колонизацией незаселенных мест и с железной дисциплиной. Мест и пространства у нас достаточно"Ф.Э. Дзержинский. Письмо заместителю И.С. Уншлихту, 16 августа 1923 года
Еще в XVII веке ссыльные преступники участвовали в заселении Сибири и Дальнего
Востока. В первые годы большевистской власти заключенных держали в черте города,
но потом решили вернуться к проверенной веками практике и отправлять их как можно дальше. Это
было сделано, во-первых, в
интересах ускорения темпов индустриализации,
во-вторых, с целью как можно дальше спрятать политических врагов от глаз советских граждан и, что
немаловажно,
международных наблюдателей.
В начале
С начала
К тому моменту Дзержинский не только занимал пост начальника ОГПУ, но и был председателем
Высшего совета народного
хозяйства. Формально на этой должности он должен был заниматься развитием советской экономики,
но главной его задачей
всегда оставалась борьба с контрреволюцией.
20 июля 1926 года он чрезвычайно эмоционально выступил на пленуме ЦК с резкой критикой
своих однопартийцев, в частности
назвал Пятакова "самым крупным дезорганизатором промышленности". Несмотря на это, планам последнего суждено
было сбыться
в той
или иной форме. В 1930–1940-е годы все эти районы в действительности стали пристанищем для узников ГУЛАГа
и в не меньшей
степени спецпереселенцев — раскулаченных крестьян и депортированных народов Советского Союза.
Что касается самого Дзержинского, в тот же день, 20 июля, он скончался от сердечного
приступа на
13 октября 1923 года СНК СССР принял постановление об организации Соловецкого лагеря
принудительных работ особого
назначения (СЛОН). Организация и управление лагерем, основу которого составили два
пересыльно-распределительных пункта в Архангельске и Кеми, возлагались на ОГПУ.
Так новая советская карательная система начала расползаться по всей стране. Хотя, по правде
говоря, на данном этапе называть это системой было бы преждевременно. Даже СЛОН — это еще
не система, это
испытательный полигон ОГПУ, где оттачивались самые абсурдные и оттого жуткие практики подавления
и унижения
человеческого достоинства.
"СЛОН — своего рода государство в государстве. У него были свои денежные знаки, на которые мы должны были обменивать деньги. Свой герб (неофициальный) — белый слон на красном фоне, и свой гимн, сочиненный заключенными"Н.П. Анциферов, историк, узник СЛОНа. "Из дум о былом: Воспоминания". Москва, 1992 год
"У нас здесь власть не советская, а соловецкая", —
поговаривали руководители СЛОНа. Примечательно, что ни
самонадеянность, ни вера в безнаказанность не спасли
ни одного из них. Первый руководитель лагеря Александр Ногтев был осужден на 15 лет,
второй, Федор Эйхманс, расстрелян в
процессе партийной чистки
"Если б такой опыт, как эта колония, дерзнуло поставить у себя любое из „культурных“ государств Европы и если б там он мог дать те результаты, которые мы получили, — государство это било бы во все свои барабаны, трубило во все медные трубы о достижении своем в деле „реорганизации психики преступника“ как о достижении, которое имеет глубочайшую социально-педагогическую ценность"М. Горький. Очерк "Соловки", журнал "Наши достижения", 1929 год
К 1929 году концлагерь в Соловецком монастыре разросся до целой сети северных лагерей. Хаос
беспорядочного террора
первых лет советской власти переродился
в развитую, организованную репрессивную систему. В политической жизни страны настало время больших
решений, сам товарищ
Сталин назвал
В апреле
"На новые тюрьмы никто денег не даст. Другое дело постройка больших лагерей с рационально поставленным использованием труда в них. Мы имеем огромные затруднения в деле посылки рабочих на север. Сосредоточение там многих тысяч заключенных поможет нам продвинуть дело хозяйственной эксплуатации природных богатств Севера"Г.Г. Ягода, зампред ОГПУ, один из авторов постановления
Уже в июне 1929 года в дополнение к Управлению Соловецкого лагеря особого назначения
появляется УСЕВЛОН с центром в
Усть-Сысольске, вскоре переименованном в Сыктывкар. В июле — УВЛОН с центром
в Красновишерске (Уральская область, ныне
Пермский край). Осенью — ДАЛЬУЛОН с центром в Хабаровске, СИБУЛОН с центром
в Новосибирске, УСАЗЛОН с центром в Ташкенте и КАЗУЛОН с центром в Алма-Ате.
За год общее количество заключенных в этих
первых семи лагерях достигло 168 163 человек.
В 1930 году, чтобы справиться с новыми задачами и территориями, ОГПУ
реорганизовало свой спецотдел, занимающийся
лагерями, и вскоре документально закрепило новую инстанцию — Главное управление лагерей. ГУЛАГ.
Лагерь принудительных работ открылся на территории Знаменского монастыря и был рассчитан на 500 заключенных. Предназначался в первую очередь для "труддезертиров". Лагерь не имел своих собственных мастерских, и большинство заключенных откомандировывались на принудительные работы в различные учреждения.
Из доклада коменданта
лагеря М.П.Заблотского
(авторская орфография сохранена):
“Лагерь находится в периоде организации, мастерских при лагере нет, не оборудуются за
отсутствием помещений, нет ни бани, ни прачешной, задержка тоже за помещением; камеры
заключенных в хор состоянии; но при лагере нет ни сада, ни двора, и поэтому помещение это
как тюрьма. Нет совершенно перевозочных средств, нет ни одной служебной пристройки, дрова
хранятся прямо в коридорах. Нет погреба, цейхгауз не у места рядом с кухней и один на все
предметы, тут же хлеб и тут же сапоги например”.
Лагерь расположился при женском Иоанно-Предтеченском монастыре по документам в 1919 году, но возможно, еще в 1918-м. Ивановский концлагерь относился к категории лагерей особого назначения, “в которых помещаются наиболее серьезные категории заключенных”, осужденных “до конца войны” и долгосрочных. В 1923 году лагерь был реорганизован в Ивановский исправдом. Впоследствии на территории Ивановского монастыря располагались различные пенитенциарные учреждения. Часть зданий до настоящего времени закреплена за МВД.
Из доклада “О ревизии мест заключения”
Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“…Некоторые заключенные с разрешения Отдела Принудработ отпускаются на
праздники и на весь день и ночь домой <...> Труд не является основой лагерной жизни,
работает не более половины всех заключенных, никаких технических и ремесленных знаний
заключенные не приобретают. Помещения исправны, врачебная помощь — удовлетворительная,
пища недостаточная, выдается не работающим ¾ фунта хлеба (около 300 г — прим. ред.),
работающим 1/4 фунта”.
Из отчета комиссии по осмотру концлагеря, лето 1923
года:
“Перевозка мусора производилась телегой, в которую за неимением лошади, впрягли
заключенных, на лошади же в это время разъезжала жена начальника лагеря. Двор был усеян
битым стеклом, заключенные из-за отсутствия обуви работали босиком. Только после отказа
работать босиком им выдали лапти. А заключенные, предъявившие требования, после работы
были избиты и посажены в карцер”.
Цитата из статьи, опубликованной в
“Известиях ВЦИК” от 19 октября 1919 года:
“Прихожу в Ивановский лагерь. Здесь уж действительно сливки контрреволюции. Если в
вышеупомянутых лагерях была контрреволюционная “шпанка”, то здесь мы имеем дело с крупными
карасями. Тут и князья, и графы, и высшее офицерство, бывшие царские чиновники и
духовенство, буржуазия настоящая и примазавшиеся к ней интеллигенты, студенты, артисты и
проч. Обошел палаты, поговорил с заключенными, причем старался опросить представителей всех
групп лагерного населения, и увидел, что положение их не только не хуже, но и, пожалуй,
лучше, чем где бы то ни было. Заключенные сами заявляют, что абсолютно не чувствуют себя как
в тюрьме, а скорее как в закрытом каком-то пансионе. Пища и количественно достаточна, и во
вкусовом отношении хороша (говорил князь!). <...> Это действительно пансион, а не тюрьма,
особенно если принять во внимание, что многие из заключенных получают 3 раза в неделю
“передачи”, в которых и мясо, и масло, и шоколад, и пирожные, все такие деликатесы,
которые, как говорит лагерная администрация, она сама редко когда едала”. <...> Из всего
вышесказанного автор делает следующий “патриотический” вывод: “Мы с гордостью можем
пригласить “интеллигентные и либеральные, демократические” государства Западной
Европы поучиться у нас, “темной, некультурной России”, истинной гуманности”.
Покровский лагерь принудительных работ, один из самых больших московских лагерей, открылся не позднее 1919 года и занимал бывший особняк Морозовых. Это был большой производственный лагерь, обслуживаемый мастеровыми из заключенных. Здесь отбывал наказание выдающийся экономист, автор теории экономических циклов Н.Д. Кондратьев. Сегодня здесь находятся отделения Высшей школы экономики.
Из докладной записки от 9 сентября 1919 года
заведующего Административно-инструкторским отделом НКВД:
“Осмотренные лагеря
представляют из себя места, оставляющие желать весьма многого. Санитарное состояние ниже
всякой критики, и настолько в этом отношении лагеря находятся в отрицательном состоянии, как
например Покровский, Ново-Песковский (особенно женское отделение), что могут явиться при
наступлении осеннего сырого времени не местами для сконцентрирования и использования рабочей
силы, а рассадником эпидемических и заразных болезней. Нары и кровати отсутствуют,
постельных принадлежностей нет, спят “вповалку” на полу. Нет столов, скамеек, не оборудованы
лагеря инвентарем”.
Цитата из статьи, опубликованной в “Известиях
ВЦИК” от 19 октября 1919 года:
“Все заключенные, за исключением неспособных к
труду, отправляются на работы. Рабочий день 8 часов. Если требуется сверхурочная работа,
выдается дополнительный хлебный паек. На пищу абсолютно никто не жалуется. На обращение
администрации — тоже. Следует отметить, что в этом лагере хлебный паек равен уже 1½
фунта в день, т.е. в четыре раза больше, чем получает рабочий по карточкам, и равен
красноармейскому”.
Лагерь был открыт на территории бывшего женского Богородице-Рождественского монастыря. Многие заключенные получали принудительную командировку на работу в город. Также здесь содержались польские военнопленные. В этом лагере находилась центральная больница-амбулатория для заключенных всех московских лагерей. После закрытия лагеря заключенные были переведены в Покровский лагерь.
Из отчета о проверке Рождественского концлагеря
1921 года:
“27-го сего июня зав. отд. Управления и мной был посещен
Рождественский лагерь и установлено, что он находится в очень плохом состоянии. Содержащиеся
военнопленные спят на
голых топчанах и на голом полу”.
Производственный лагерь в центре Москвы комплектовался из заключенных-специалистов для работы в пошивочных мастерских. Этот дом на Большой Ордынке известен как московский адрес Анны Ахматовой, на нем висит мемориальная табличка поэта. В течение почти тридцати лет, с 1938 по 1966 год, Ахматова останавливалась здесь у своих друзей Ардовых.
Из постановления Главного управления местами
заключения НКВД РСФСР 22 сентября 1921 года:
“Лагеря Покровский, Владыкинский
и Ордынский являются производственными лагерями, обслуживаемыми исключительно
мастеровыми из заключенных. В означенных трех лагерях сосредоточиваются исключительно
квалифицированные заключенные и ученики по признакам хозяйствующих там мастерских,
допуская в лагеря иную рабочую силу, лишь для иных штатных обязанностей по обслуживанию
канцелярии и хозяйства лагеря по мере действительной надобности”.
Из
материалов обследования Ордынского лагеря. Начало 1920-х годов:
“…В
камерах живут дети десяти-одиннадцати лет, при этом пища дается раз в день, баня
бывает раз в полтора-два месяца. В больнице и камерах по вечерам темно (нет патронов
для электричества). Заключенные женщины работают в пошивочных мастерских. Денег им
за работу не платят”.
Новопесковский по типу являлся лагерем-распределителем. Сюда круглосуточно поступали арестованные со всего города, и далее, по окончании рассмотрения дела, их перенаправляли в другие лагеря. Являлся крупнейшим на тот момент концентрационным лагерем Москвы. После ликвидации московских концлагерей переименован в арестный дом. В 1924 году закрыт.
Из записей коменданта лагеря Мицкевича, 13 июня
1922 года (авторская орфография сохранена):
“Здания лагеря спешно требует ремонта,
который, очевидно, не производился несколько лет, водяное и калориферное отопление требуют
капитального ремонта <…> почти нет электрических лампочек… облегчает побег. Не дает
возможность проверить число людей в темноте, не поднимая их на ноги. <…> За отсутствием
дров (их едва хватает один раз в день пищу для заключенных) стирка белье
производится неаккуратно и редко, что вызывает гниение грязного белья. Кухня плохо
оборудована и не обеспечена дровами… пища варилась один раз в день и не было
кипятку”.
Из воспоминаний заключенного в лагерь Владимира
Хесина, юрисконсульта шведской королевской миссии в Москве:
“Кроме голода,
еще
два бича большевизма быстро уменьшили
наши ряды: сыпной <тиф> и
расстрелы. О том, чтобы отделять тифозных больных от здоровых, не могло быть и речи,
так как за полным отсутствием врачебной помощи некому было устанавливать наличность
больных, и только утром при первой перекличке стража подбирала с носилок арестантов,
подлежащих "исключению из списков". <…> Наилучшими тюрьмами оказались
национализированные московские монастыри — Ивановский, Андрониевский и др., но
нашей партии в этом отношении не повезло, и для нас реквизировали
полуразвалившийся, весь облупившийся и залитый водой корпус бывшей мебельной
фабрики Шмидта. <…> За все время пребывания в Новопесковском лагере ни мне, ни
моим сотоварищам не было предъявлено никакого обвинения, и мы не знали, ни
за что мы сидим, ни сколько времени продлится это сидение”.
Лагерь был организован при Московско-Казанской железной дороге для работ на дороге и вокзале. Лагерь комплектовался из заключенных других лагерей, откомандированных сюда на принудительные работы. Здесь же они временно проживали. Возможно, это была выездная командировка более крупного лагеря.
Концлагерь особого назначения на территории Андроникова монастыря, основанного в XIV веке, был открыт не позднее октября 1919 года, а по некоторым данным, еще в 1918-м. Здесь отбывали наказание “долгосрочные” заключенные, а также “нежелательные элементы” со сроком заключения “до конца Гражданской войны”. Среди заключенных было много иностранных подданных, содержавшихся в качестве заложников, которых разрешалось с их письменного согласия привлекать к работам за вознаграждение.
Из докладной записки коменданта лагеря
Богомолова весной 1920 года:
“Наблюдая непосредственно за содержащимися в лагере, я пришел к мысли, почему эту темную
массу более всего и почти исключительно крестьянскую, никуда не используя, содержат в
лагерях, где она ничего не делает, поедает голодный паек, от недоедания болеет и мрет. Люди
содержатся полураздетые и полуразутые <...> Я полагаю, что содержать далее этих людей в
лагерях не только нецелесообразно, но и преступно”.
Акт обследования, проведенного инспектором труда Рогожско-Симоновского района Москвы
X.
Аристарховым, от 14 ноября 1919 года:
"Санитарные условия всех корпусов находятся в самом антисанитарном состоянии, везде
грязь, сырость, окна во многих местах выбиты, полы в корпусах не моются, на полу на
вершок грязи. Во всех камерах теснота, из 394-х человек имеют отдельные койки
(сдвинутые) 100 человек; остальные — общие нары без соломенных подстилок,
четверо спят на полу без всего... Полное отсутствие канализации; все загажено до
предела".
Специальное обращение лагерного врача Слоним в НКВД к инспектору санитарной части
концентрационных лагерей от 20 ноября 1919 года:
"13-я камера, вмещающая в настоящий момент 56 человек, находится в подвальном этаже,
значительно ниже уровня земли, и настолько сырая, что стены покрыты влагою, по углам
плесень; вещи заключенных влажные и покрыты плесенью. При самой камере нет ни
умывальников, ни отхожих мест... Считаю эту камеру абсолютно непригодной для жилья
заключенных".
Из воспоминаний заключенной в лагерь княгини
Татьяны Куракиной, урожденной Врангель
“Комендант и его помощник были
коммунисты
— из-под сохи, нахватавшиеся Маркса
тупорылые хамы, глупые донельзя, но воображающие, что они постигли самую мудрость.
Конвой в Андрониевском лагере состоял из пленных от армии Колчака и относился к
арестованным хорошо. <…> Кормили нас отвратительно — простыми словами, голодом морили. В
день выдавали по 3/4 фунта (чуть больше 300 г — здесь и далее прим. ред.) скверного
черного хлеба, 3 золотника (около 13 г) сахару, обед в 12 часов состоял из бурды с
замерзшим картофелем, или с гнилой капустой, или с пшеницей, как лакомство — иногда
с чечевицей. Вечером на ужин то же самое. Жиров никаких — о мясе и думать нечего
было. <…> У меня сделался острый артрит; от истощения развилось острое малокровие и
сделался сильный жар. Тяжело заболевших заключенных полагалось отсылать в
центральную больницу всех концентрационных лагерей. Но я умоляла не уведомлять
коменданта о моем заболевании, чтобы меня не отсылали в знаменитую центральную
больницу, где люди мерли как мухи, до того там был скверный уход за больными.
Кроме того, там вперемешку клали здоровых с тифозными, с сифилитиками и т.п., и
это заведение пользовалось вообще самой ужасной репутацией. Я предпочла остаться
в лагере. Пролежала я 6 недель, не вставая с твердых нар. И что это было за
мучение!”
Семеновский концлагерь был открыт в
Покровском монастыре. Большинство заключенных распределялись по различным командировкам на
принудительные работы в городе: в Ходынскую больницу, ВЧК, Большой и Малый театры, различные
склады. Вероятно, перманентная перенаселенность лагеря была одним из мотивов для перевода
части заключенных, приговоренных по контрреволюционным статьям и “за шпионаж”, в Ивановский
лагерь летом
Из акта обследования лагеря за октябрь 1921
года:
“<…> жилых комнат получается всего 54 площадью от 12 до 220 кв. аршин и
высотой
от 4 до
5 аршин. Cлесарное, водопроводное, столярное, электромонтерное отделения. Собираются
пустить в ход починочные сапожную и швейную мастерские, но для первой нет
инструментов, во 2ой имеется 3 машины, из них одна сломана и до сих пор еще не
разобраны все материалы с точки зрения их годности или негодности”.
Заявление заключенного Семеновского лагеря И.Д.
Кофмана:
“Настоящим ходатайствую перед карательным отделом о переводе меня в
Ордынский лагерь так как
моя жена проживает в районе Замоскворечья и ей в виду ее болезненного состояния не
представляется возможным приносить мне передачу, кроме сего я рабочий по профессии сапожник
и хотел бы работать по своей специальности тогда как в Семеновском лагере я сижу без работ.
Я ходатайствую о переводе меня в другой лагерь, если можно, то в Ордынский. При сем
удостоверение о болезни. При мне ребенок пяти лет, страдающий рахитизмом."
Один из первых московских концлагерей был открыт на территории Новоспасского мужского монастыря с усыпальницей бояр Романовых. Лагерь подчинялся напрямую Московскому управлению принудительных работ. Изначально лагерь был предназначен “для женщин с разными сроками заключения”, наряду с артистками и балеринами в лагере находилось немало лиц рабочих профессий. Но уже в процессе комплектования в лагерь стали попадать различного рода заключенные, главным образом “политический и долгосрочный элемент”. С сентября 1918 по май 1919 года из Новоспасского лагеря бежало 382 человека.
Из доклада “О ревизии московских мест
заключения”
Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“В помещениях топка плохая, в нижних
этажах
сырость. Вследствие перезагруженности не у всех заключенных имеются отдельные койки. Труд в
лагере является основным элементом жизни. Работают по хозяйству, в мастерских и на внешних
работах. За последние 6 месяцев было 281 побег с работ. Бежавшие не обнаружены”.
Из черновика письма заключенной в лагерь дочери Льва Толстого А.Л.Толстой В.И. Ленину с
просьбой об освобождении:
“<…> Не скрываю, что я не сторонница большевизма, я
высказала свои взгляды открыто и прямо на суде, но я никогда не выступала и не выступлю
активно против советского правительства, никогда не занималась политикой и ни в каких
партиях не состояла. Что же дает право советскому правительству запирать меня в четыре
стены, как вредное животное, лишая меня возможности работать с народом и для народа,
который для меня дороже всего? Неужели этот факт, что два года тому назад на моей
квартире происходили собрания, названия и цели которых я даже не знала?.. Я узнала
только на допросе, что это были заседания Тактического центра.
Владимир Ильич! Если я вредна России, вышлите меня за границу. Если я вредна и там, то,
признавая право одного человека лишать жизни другого, расстреляйте меня как вредного
члена Советской республики. Но не заставляйте же меня влачить жизнь паразита, запертого
в четырех стенах с проститутками, воровками, бандитами”.
Кожуховский концлагерь был организован в помещениях, расположенных при Симоновом монастыре (разрушен в 1930-х годах). Являлся самым крупным концентрационным лагерем для военнопленных Гражданской войны. Лагерь отличался высокой проходимостью заключенных. Так, за первые полгода существования лагеря через него прошло свыше 20 000 военнопленных, из которых 70% впоследствии поступили в ряды Красной армии. Помимо военнопленных в лагере содержались политические заключенные, участники Тамбовского восстания и уголовники.
Акт обследования проверяющей комиссии, март 1920
года:
“Общее состояние лагеря ужасное, всюду грязь и нечистота. Очистка совершенно отсутствует, в
помещениях спертый воздух, вентиляция отсутствует. Одежда грязная, имеются паразиты. Общий
вид заключенных — изнуренный и болезненный. Из числа находящихся в лагере заключенных
приблизительно 500 человек, то есть не менее 90%, болели тифом. В течение последних 3-х
месяцев умерло 200 человек <…> Больные плохо изолируются, больные мужчины и женщины
помещаются в общих палатах, чесоточные не отделяются от здоровых”.
Докладная записка коменданта Андроньевского лагеря, весна 1920 года:
“Я обращаю внимание особенно на Кожуховский лагерь, где исключительно содержатся
военнопленные и перебежчики, долгое время и большое количество, где благодаря темноте и
невежеству этой массы так много заболеваний и смертности от антисанитарного состояния
лагеря, где не ведется ни культурной, ни политической работы, несмотря на наличность
политотделов в самом центре, а что делается в провинциальных лагерях?.."
Из воспоминаний временно заключенной в лагерь
княгини Татьяны Куракиной, кузины барона Врангеля, одного из руководителей Белого
движения:
“Нас поместили всех — 200 человек мужчин и женщин — в один общий деревянный барак с
двухэтажными нарами. Такое общее сожительство было оригинально. Невольно вырабатывались
замечательно примитивные нравы. <…> В самых грустных обстоятельствах неизменно бывает и
юмористическая сторона. Ничто не могло быть смешнее, чем пробуждение нашего барака
утром. Все, проснувшись, принимали сидячее положение и, полусонные еще, сразу
принимались за ловлю вшей: снимали рубашки и с сосредоточенным, серьезным выражением
на лице начинали искать. Я спала на нижних нарах: над моей головой помещался
инженер, поляк, Стемковский. Утреннее наше приветствие неизменно было таково:
“Bonjour, мonsieur Stemkovskiy, bonne chasse ce matin?” Он: “Pas mal, pas mal,
madame. Cinq poux au tableau!” (фр. “Добрый день, месье Стемковский, удачная охота
сегодня?” — “Неплохо, неплохо, мадам, пять вшей на счету!”).
Лагерь был открыт на северной окраине Москвы в селе Владыкино, на территории бывшей суконной фабрики Моргунова. Владыкинский лагерь был перепрофилирован из существовавшего на этом же месте еще со времен Первой мировой войны лагеря для военнопленных. В лагерь поступали лица мужского пола, в основном военнопленные советско-польской войны, а также политические заключенные. По типу относился к производственным, обслуживался самими заключенными.
Из доклада “О ревизионном обследовании
московских
мест заключения” Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“Санитарные условия
лагеря
чрезвычайно неудовлетворительны. Отхожие места очень загрязнены. Нет ни водопровода, ни
канализации. С января месяца были 2 вспышки сыпного тифа. За три месяца умерло 79 человек.
Охрана ведется неудовлетворительно… был обнаружен спящий часовой, у которого была взята
винтовка. Вследствие безобразной охраны в течение 5 месяцев было 132 побега из лагеря”.
Протокол заседания организационной комиссии сотрудников первой
учебно-воспитательно-производственной коммуны при Главуправлении принудработ от 8 мая
1922
года о пригодности помещения для несовершеннолетних преступников при Владыкинском
лагере:
“Совещание находит необходимым высказать, что организация колонии для детей-преступников в
лагере невозможна, т.к. преступный детский элемент невозможно изолировать... Вопрос должен
быть поставлен определенно — выселить из лагеря взрослых преступников и оставить только
подростков. Далее совещание отмечает, что намеченный ремонт в корпусе только начат но самый
корпус не соответствует своему назначению:
1) нет возможности изолировать детей сильно
возбудимых, доходящих до буйства,
2) нет помещения для детей испытуемых,
3) нет
помещения
под карантин,
4) нет помещения для исправляющихся,
5) нет помещения для школьных
занятий…”
Семеновский концлагерь был открыт в Покровском
монастыре. Большинство заключенных распределялись по различным командировкам на принудительные
работы в городе: в Ходынскую больницу, ВЧК, Большой и Малый театры, различные склады. Вероятно,
перманентная перенаселенность лагеря была одним из мотивов для перевода части заключенных,
приговоренных по контрреволюционным статьям и “за шпионаж”, в Ивановский лагерь летом
Из акта обследования лагеря за октябрь 1921
года:
“<…> жилых комнат получается всего 54 площадью от 12 до 220 кв. аршин и
высотой
от 4 до
5 аршин. Cлесарное, водопроводное, столярное, электромонтерное отделения. Собираются
пустить в ход починочные сапожную и швейную мастерские, но для первой нет
инструментов, во 2ой имеется 3 машины, из них одна сломана и до сих пор еще не
разобраны все материалы с точки зрения их годности или негодности”.
Заявление заключенного Семеновского лагеря И.Д.
Кофмана:
“Настоящим ходатайствую перед карательным отделом о переводе меня в
Ордынский лагерь так как
моя жена проживает в районе Замоскворечья и ей в виду ее болезненного состояния не
представляется возможным приносить мне передачу, кроме сего я рабочий по профессии сапожник
и хотел бы работать по своей специальности тогда как в Семеновском лагере я сижу без работ.
Я ходатайствую о переводе меня в другой лагерь, если можно, то в Ордынский. При сем
удостоверение о болезни. При мне ребенок пяти лет, страдающий рахитизмом."
Лагерь был открыт на территории бывшего женского Богородице-Рождественского монастыря. Многие заключенные получали принудительную командировку на работу в город. Также здесь содержались польские военнопленные. В этом лагере находилась центральная больница-амбулатория для заключенных всех московских лагерей. После закрытия лагеря заключенные были переведены в Покровский лагерь.
Из отчета о проверке Рождественского концлагеря
1921 года:
“27-го сего июня зав. отд. Управления и мной был посещен
Рождественский лагерь и установлено, что он находится в очень плохом состоянии. Содержащиеся военнопленные
спят на
голых топчанах и на голом полу”.
Покровский лагерь принудительных работ, один из самых больших московских лагерей, открылся не позднее 1919 года и занимал бывший особняк Морозовых. Это был большой производственный лагерь, обслуживаемый мастеровыми из заключенных. Здесь отбывал наказание выдающийся экономист, автор теории экономических циклов Н.Д. Кондратьев. Сегодня здесь находятся отделения Высшей школы экономики.
Из докладной записки от 9 сентября 1919 года
заведующего Административно-инструкторским отделом НКВД:
“Осмотренные лагеря
представляют из себя места, оставляющие желать весьма многого. Санитарное состояние ниже
всякой критики, и настолько в этом отношении лагеря находятся в отрицательном состоянии, как
например Покровский, Ново-Песковский (особенно женское отделение), что могут явиться при
наступлении осеннего сырого времени не местами для сконцентрирования и использования рабочей
силы, а рассадником эпидемических и заразных болезней. Нары и кровати отсутствуют,
постельных принадлежностей нет, спят “вповалку” на полу. Нет столов, скамеек, не оборудованы
лагеря инвентарем”.
Цитата из статьи, опубликованной в “Известиях
ВЦИК” от 19 октября 1919 года:
“Все заключенные, за исключением неспособных к
труду, отправляются на работы. Рабочий день 8 часов. Если требуется сверхурочная работа,
выдается дополнительный хлебный паек. На пищу абсолютно никто не жалуется. На обращение
администрации — тоже. Следует отметить, что в этом лагере хлебный паек равен уже 1½
фунта в день, т.е. в четыре раза больше, чем получает рабочий по карточкам, и равен
красноармейскому”.
Производственный лагерь в центре Москвы комплектовался из заключенных-специалистов для работы в пошивочных мастерских. Этот дом на Большой Ордынке известен как московский адрес Анны Ахматовой, на нем висит мемориальная табличка поэта. В течение почти тридцати лет, с 1938 по 1966 год, Ахматова останавливалась здесь у своих друзей Ардовых.
Из постановления Главного управления местами
заключения НКВД РСФСР 22 сентября 1921 года:
“Лагеря Покровский, Владыкинский
и Ордынский являются производственными лагерями, обслуживаемыми исключительно
мастеровыми из заключенных. В означенных трех лагерях сосредоточиваются исключительно
квалифицированные заключенные и ученики по признакам хозяйствующих там мастерских,
допуская в лагеря иную рабочую силу, лишь для иных штатных обязанностей по обслуживанию
канцелярии и хозяйства лагеря по мере действительной надобности”.
Из
материалов обследования Ордынского лагеря. Начало 1920-х годов:
“…В
камерах живут дети десяти-одиннадцати лет, при этом пища дается раз в день, баня
бывает раз в полтора-два месяца. В больнице и камерах по вечерам темно (нет патронов
для электричества). Заключенные женщины работают в пошивочных мастерских. Денег им
за работу не платят”.
Один из первых московских концлагерей был открыт на территории Новоспасского мужского монастыря с усыпальницей бояр Романовых. Лагерь подчинялся напрямую Московскому управлению принудительных работ. Изначально лагерь был предназначен “для женщин с разными сроками заключения”, наряду с артистками и балеринами в лагере находилось немало лиц рабочих профессий. Но уже в процессе комплектования в лагерь стали попадать различного рода заключенные, главным образом “политический и долгосрочный элемент”. С сентября 1918 по май 1919 года из Новоспасского лагеря бежало 382 человека.
Из доклада “О ревизии московских мест
заключения”
Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“В помещениях топка плохая, в нижних
этажах
сырость. Вследствие перезагруженности не у всех заключенных имеются отдельные койки. Труд в
лагере является основным элементом жизни. Работают по хозяйству, в мастерских и на внешних
работах. За последние 6 месяцев было 281 побег с работ. Бежавшие не обнаружены”.
Из черновика письма заключенной в лагерь дочери Льва Толстого А.Л.Толстой В.И. Ленину с
просьбой об освобождении:
“<…> Не скрываю, что я не сторонница большевизма, я
высказала свои взгляды открыто и прямо на суде, но я никогда не выступала и не выступлю
активно против советского правительства, никогда не занималась политикой и ни в каких
партиях не состояла. Что же дает право советскому правительству запирать меня в четыре
стены, как вредное животное, лишая меня возможности работать с народом и для народа,
который для меня дороже всего? Неужели этот факт, что два года тому назад на моей
квартире происходили собрания, названия и цели которых я даже не знала?.. Я узнала
только на допросе, что это были заседания Тактического центра.
Владимир Ильич! Если я вредна России, вышлите меня за границу. Если я вредна и там, то,
признавая право одного человека лишать жизни другого, расстреляйте меня как вредного
члена Советской республики. Но не заставляйте же меня влачить жизнь паразита, запертого
в четырех стенах с проститутками, воровками, бандитами”.
Новопесковский по типу являлся лагерем-распределителем. Сюда круглосуточно поступали арестованные со всего города, и далее, по окончании рассмотрения дела, их перенаправляли в другие лагеря. Являлся крупнейшим на тот момент концентрационным лагерем Москвы. После ликвидации московских концлагерей переименован в арестный дом. В 1924 году закрыт.
Из записей коменданта лагеря Мицкевича, 13 июня
1922 года (авторская орфография сохранена):
“Здания лагеря спешно требует ремонта,
который, очевидно, не производился несколько лет, водяное и калориферное отопление требуют
капитального ремонта <…> почти нет электрических лампочек… облегчает побег. Не дает
возможность проверить число людей в темноте, не поднимая их на ноги. <…> За отсутствием
дров (их едва хватает один раз в день пищу для заключенных) стирка белье
производится неаккуратно и редко, что вызывает гниение грязного белья. Кухня плохо
оборудована и не обеспечена дровами… пища варилась один раз в день и не было
кипятку”.
Из воспоминаний заключенного в лагерь
Владимира
Хесина, юрисконсульта шведской королевской миссии в Москве:
“Кроме
голода, еще два бича большевизма быстро уменьшили наши ряды: сыпной <тиф> и
расстрелы. О том, чтобы отделять тифозных больных от здоровых, не могло быть и речи,
так как за полным отсутствием врачебной помощи некому было устанавливать наличность
больных, и только утром при первой перекличке стража подбирала с носилок арестантов,
подлежащих "исключению из списков". <…> Наилучшими тюрьмами оказались
национализированные московские монастыри — Ивановский, Андрониевский и др., но
нашей партии в этом отношении не повезло, и для нас реквизировали
полуразвалившийся, весь облупившийся и залитый водой корпус бывшей мебельной
фабрики Шмидта. <…> За все время пребывания в Новопесковском лагере ни мне, ни
моим сотоварищам не было предъявлено никакого обвинения, и мы не знали, ни
за что мы сидим, ни сколько времени продлится это сидение”.
Лагерь был организован при Московско-Казанской железной дороге для работ на дороге и вокзале. Лагерь комплектовался из заключенных других лагерей, откомандированных сюда на принудительные работы. Здесь же они временно проживали. Возможно, это была выездная командировка более крупного лагеря.
Кожуховский концлагерь был организован в помещениях, расположенных при Симоновом монастыре (разрушен в 1930-х годах). Являлся самым крупным концентрационным лагерем для военнопленных Гражданской войны. Лагерь отличался высокой проходимостью заключенных. Так, за первые полгода существования лагеря через него прошло свыше 20 000 военнопленных, из которых 70% впоследствии поступили в ряды Красной армии. Помимо военнопленных в лагере содержались политические заключенные, участники Тамбовского восстания и уголовники.
1. Акт обследования проверяющей комиссии, март 1920
года:
“Общее состояние лагеря ужасное, всюду грязь и нечистота. Очистка совершенно отсутствует, в
помещениях спертый воздух, вентиляция отсутствует. Одежда грязная, имеются паразиты. Общий
вид заключенных — изнуренный и болезненный. Из числа находящихся в лагере заключенных
приблизительно 500 человек, то есть не менее 90%, болели тифом. В течение последних 3-х
месяцев умерло 200 человек <…> Больные плохо изолируются, больные мужчины и женщины
помещаются в общих палатах, чесоточные не отделяются от здоровых”.
Докладная
записка коменданта Андроньевского лагеря, весна 1920 года:
“Я обращаю внимание особенно на Кожуховский лагерь, где исключительно содержатся
военнопленные и перебежчики, долгое время и большое количество, где благодаря темноте и
невежеству этой массы так много заболеваний и смертности от антисанитарного состояния
лагеря, где не ведется ни культурной, ни политической работы, несмотря на наличность
политотделов в самом центре, а что делается в провинциальных лагерях?.."
Из воспоминаний временно заключенной в лагерь
княгини Татьяны Куракиной, кузины барона Врангеля, одного из руководителей Белого
движения:
“Нас поместили всех — 200 человек мужчин и женщин — в один общий деревянный барак с
двухэтажными нарами. Такое общее сожительство было оригинально. Невольно вырабатывались
замечательно примитивные нравы. <…> В самых грустных обстоятельствах неизменно бывает и
юмористическая сторона. Ничто не могло быть смешнее, чем пробуждение нашего барака
утром. Все, проснувшись, принимали сидячее положение и, полусонные еще, сразу
принимались за ловлю вшей: снимали рубашки и с сосредоточенным, серьезным выражением
на лице начинали искать. Я спала на нижних нарах: над моей головой помещался
инженер, поляк, Стемковский. Утреннее наше приветствие неизменно было таково:
“Bonjour, мonsieur Stemkovskiy, bonne chasse ce matin?” Он: “Pas mal, pas mal,
madame. Cinq poux au tableau!” (фр. “Добрый день, месье Стемковский, удачная охота
сегодня?” — “Неплохо, неплохо, мадам, пять вшей на счету!”).
Лагерь расположился при женском Иоанно-Предтеченском монастыре по документам в 1919 году, но возможно, еще в 1918-м. Ивановский концлагерь относился к категории лагерей особого назначения, “в которых помещаются наиболее серьезные категории заключенных”, осужденных “до конца войны” и долгосрочных. В 1923 году лагерь был реорганизован в Ивановский исправдом. Впоследствии на территории Ивановского монастыря располагались различные пенитенциарные учреждения. Часть зданий до настоящего времени закреплена за МВД.
Из доклада “О ревизии мест заключения”
Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“…Некоторые заключенные с разрешения Отдела Принудработ отпускаются на
праздники и на весь день и ночь домой <...> Труд не является основой лагерной жизни,
работает не более половины всех заключенных, никаких технических и ремесленных знаний
заключенные не приобретают. Помещения исправны, врачебная помощь — удовлетворительная,
пища недостаточная, выдается не работающим ¾ фунта хлеба (около 300 г — прим. ред.),
работающим 1/4 фунта”.
Из отчета комиссии по осмотру концлагеря, лето 1923
года:
“Перевозка мусора производилась телегой, в которую за неимением лошади, впрягли
заключенных, на лошади же в это время разъезжала жена начальника лагеря. Двор был усеян
битым стеклом, заключенные из-за отсутствия обуви работали босиком. Только после отказа
работать босиком им выдали лапти. А заключенные, предъявившие требования, после работы
были избиты и посажены в карцер”.
Цитата из статьи, опубликованной в “Известиях ВЦИК”
от 19 октября 1919 года:
“Прихожу в Ивановский лагерь. Здесь уж действительно сливки контрреволюции. Если в
вышеупомянутых лагерях была контрреволюционная “шпанка”, то здесь мы имеем дело с крупными
карасями. Тут и князья, и графы, и высшее офицерство, бывшие царские чиновники и
духовенство, буржуазия настоящая и примазавшиеся к ней интеллигенты, студенты, артисты и
проч. Обошел палаты, поговорил с заключенными, причем старался опросить представителей всех
групп лагерного населения, и увидел, что положение их не только не хуже, но и, пожалуй,
лучше, чем где бы то ни было. Заключенные сами заявляют, что абсолютно не чувствуют себя как
в тюрьме, а скорее как в закрытом каком-то пансионе. Пища и количественно достаточна, и во
вкусовом отношении хороша (говорил князь!). <...> Это действительно пансион, а не тюрьма,
особенно если принять во внимание, что многие из заключенных получают 3 раза в неделю
“передачи”, в которых и мясо, и масло, и шоколад, и пирожные, все такие деликатесы,
которые, как говорит лагерная администрация, она сама редко когда едала”. <...> Из всего
вышесказанного автор делает следующий “патриотический” вывод: “Мы с гордостью можем
пригласить “интеллигентные и либеральные, демократические” государства Западной
Европы поучиться у нас, “темной, некультурной России”, истинной гуманности”.
Лагерь принудительных работ открылся на территории Знаменского монастыря и был рассчитан на 500 заключенных. Предназначался в первую очередь для "труддезертиров". Лагерь не имел своих собственных мастерских, и большинство заключенных откомандировывались на принудительные работы в различные учреждения.
Из доклада коменданта
лагеря М.П. Заблотского
(авторская орфография сохранена):
“Лагерь находится в периоде организации, мастерских при лагере нет, не оборудуются за
отсутствием помещений, нет ни бани, ни прачешной, задержка тоже за помещением; камеры
заключенных в хор состоянии; но при лагере нет ни сада, ни двора, и поэтому помещение это
как тюрьма. Нет совершенно перевозочных средств, нет ни одной служебной пристройки, дрова
хранятся прямо в коридорах. Нет погреба, цейхгауз не у места рядом с кухней и один на все
предметы, тут же хлеб и тут же сапоги например”.
Лагерь был открыт на северной окраине Москвы в селе Владыкино, на территории бывшей суконной фабрики Моргунова. Владыкинский лагерь был перепрофилирован из существовавшего на этом же месте еще со времен Первой мировой войны лагеря для военнопленных. В лагерь поступали лица мужского пола, в основном военнопленные советско-польской войны, а также политические заключенные. По типу относился к производственным, обслуживался самими заключенными.
Из доклада “О ревизионном обследовании
московских
мест заключения” Рабоче-крестьянской инспекции 1920 года:
“Санитарные условия
лагеря
чрезвычайно неудовлетворительны. Отхожие места очень загрязнены. Нет ни водопровода, ни
канализации. С января месяца были 2 вспышки сыпного тифа. За три месяца умерло 79 человек.
Охрана ведется неудовлетворительно… был обнаружен спящий часовой, у которого была взята
винтовка. Вследствие безобразной охраны в течение 5 месяцев было 132 побега из лагеря”.
Протокол заседания организационной комиссии сотрудников первой
учебно-воспитательно-производственной коммуны при Главуправлении принудработ от 8 мая 1922
года о пригодности помещения для несовершеннолетних преступников при Владыкинском
лагере:
“Совещание находит необходимым высказать, что организация колонии для детей-преступников в
лагере невозможна, т.к. преступный детский элемент невозможно изолировать... Вопрос должен
быть поставлен определенно — выселить из лагеря взрослых преступников и оставить только
подростков. Далее совещание отмечает, что намеченный ремонт в корпусе только начат но самый
корпус не соответствует своему назначению:
1) нет возможности изолировать детей сильно
возбудимых, доходящих до буйства,
2) нет помещения для детей испытуемых,
3) нет
помещения
под карантин,
4) нет помещения для исправляющихся,
5) нет помещения для школьных
занятий…”
Концлагерь особого назначения на территории Андроникова монастыря, основанного в XIV веке, был открыт не позднее октября 1919 года, а по некоторым данным, еще в 1918-м. Здесь отбывали наказание “долгосрочные” заключенные, а также “нежелательные элементы” со сроком заключения “до конца Гражданской войны”. Среди заключенных было много иностранных подданных, содержавшихся в качестве заложников, которых разрешалось с их письменного согласия привлекать к работам за вознаграждение.
Из докладной записки коменданта лагеря
Богомолова весной 1920 года:
“Наблюдая непосредственно за содержащимися в лагере, я пришел к мысли, почему эту темную
массу более всего и почти исключительно крестьянскую, никуда не используя, содержат в
лагерях, где она ничего не делает, поедает голодный паек, от недоедания болеет и мрет. Люди
содержатся полураздетые и полуразутые <...> Я полагаю, что содержать далее этих людей в
лагерях не только нецелесообразно, но и преступно”.
Акт обследования, проведенного инспектором труда Рогожско-Симоновского района Москвы
X.
Аристарховым, от 14 ноября 1919 года:
"Санитарные условия всех корпусов находятся в самом антисанитарном состоянии, везде
грязь, сырость, окна во многих местах выбиты, полы в корпусах не моются, на полу на
вершок грязи. Во всех камерах теснота, из 394-х человек имеют отдельные койки
(сдвинутые) 100 человек; остальные — общие нары без соломенных подстилок,
четверо спят на полу без всего... Полное отсутствие канализации; все загажено до
предела".
Специальное обращение лагерного врача Слоним в НКВД к инспектору санитарной части
концентрационных лагерей от 20 ноября 1919 года:
"13-я камера, вмещающая в настоящий момент 56 человек, находится в подвальном этаже,
значительно ниже уровня земли, и настолько сырая, что стены покрыты влагою, по углам
плесень; вещи заключенных влажные и покрыты плесенью. При самой камере нет ни
умывальников, ни отхожих мест... Считаю эту камеру абсолютно непригодной для жилья
заключенных".
Из воспоминаний заключенной в лагерь княгини
Татьяны Куракиной, урожденной Врангель
“Комендант и его помощник были коммунисты — из-под сохи, нахватавшиеся Маркса
тупорылые хамы, глупые донельзя, но воображающие, что они постигли самую мудрость.
Конвой в Андрониевском лагере состоял из пленных от армии Колчака и относился к
арестованным хорошо. <…> Кормили нас отвратительно — простыми словами, голодом морили. В
день выдавали по 3/4 фунта (чуть больше 300 г — здесь и далее прим. ред.) скверного
черного хлеба, 3 золотника (около 13 г) сахару, обед в 12 часов состоял из бурды с
замерзшим картофелем, или с гнилой капустой, или с пшеницей, как лакомство — иногда
с чечевицей. Вечером на ужин то же самое. Жиров никаких — о мясе и думать нечего
было. <…> У меня сделался острый артрит; от истощения развилось острое малокровие и
сделался сильный жар. Тяжело заболевших заключенных полагалось отсылать в
центральную больницу всех концентрационных лагерей. Но я умоляла не уведомлять
коменданта о моем заболевании, чтобы меня не отсылали в знаменитую центральную
больницу, где люди мерли как мухи, до того там был скверный уход за больными.
Кроме того, там вперемешку клали здоровых с тифозными, с сифилитиками и т.п., и
это заведение пользовалось вообще самой ужасной репутацией. Я предпочла остаться
в лагере. Пролежала я 6 недель, не вставая с твердых нар. И что это было за
мучение!”